Вернуться

Как Россия осваивала Сибирь, Арктику и Дальний Восток

 

Стремительное продвижение русских от Урала до Тихого океана в XVII веке до сих пор поражает воображение историков: всего за 60 лет была освоена территория, превышающая по размерам всю Европу. Традиционно это объясняют «пушной лихорадкой» — погоней за соболем, который ценился на мировом рынке дороже золота, однако механизмы этой экспансии оказались сложнее. Парадоксально, но территориальная гонка развернулась именно тогда, когда Московское царство было поражено Смутой и озабочено собственным спасением, а вовсе не расширением территорий. Получается, что не империя осуществляла экспансию, а наоборот — экспансия рождала империю. Российский «рывок на восток» был подготовлен целым каскадом предшествующих завоеваний: подчинением Великого Новгорода и Казани, освоением «острожной колонизации» южных степей и Поволжья, накоплением опыта взаимодействия с кочевыми народами. В этом движении слились стратегии новгородских промышленников, ордынских завоевателей и московских воевод, создав уникальную модель освоения гигантских пространств.

Главными действующими силами сибирской экспансии стали три разные группы, пришедшие с севера, центра и юга европейской России: промышленные люди-поморы, казаки и воеводы. Северяне принесли мастерство судовождения по рекам и волокам, умение торговать и договариваться с туземцами, знание северных путей — недаром чрезкаменный путь в Сибирь назывался «зырянской дорогой», а главным транспортом стали зырянские каюки. Казаки обеспечили военное преимущество благодаря огнестрельному оружию и воинской удали, унаследованной от степных традиций. Воеводы несли с собой эгиду «белого царя», выстраивали цепи острогов и собирали ясак с покоренных народов. Однако в общем потоке «скольжение» северян, «удары» казаков и «твердость» воевод создавали пеструю, порой хаотичную картину движения. Скорость этой лавине задавало не столько государственное планирование, сколько притяжение-отталкивание разных сил в гонке за новыми «землицами», ясаком, пушниной и личной славой. Именно конкуренция между мангазейскими, енисейскими, томскими и тобольскими группировками, открытое и скрытое соперничество казачьих атаманов, порой доходившее до вооруженных столкновений, ускоряли продвижение на восток — каждый спешил первым дойти до «новых землиц» и закрепить их за собой.

Успех российской экспансии во многом определялся умением находить союзников среди покоряемых народов и выстраивать с ними взаимовыгодные отношения. Служилые татарские царевичи и мурзы участвовали в походах против Кучума, остяцкие князья Коды стали проводниками Ермака, эуштинский князь Тоян сам просил построить острог в его владениях для защиты от соседей-врагов, якуты видели в русских союзников против тунгусов и юкагиров. Туземные распри облегчали завоевание: часть местной элиты была готова призвать иноземцев для расправы с соседом, получая взамен покровительство «белого царя». Коми-зыряне стали торговыми и промысловыми партнерами, хакасы участвовали в освоении Тувы, верхнеленские тунгусы помогали в походах на бурят. Впрочем, речь не шла о позиции народа целиком — это всегда был ситуативный выбор той или иной части родовой знати, взвешивавшей выгоды и риски союза с пришельцами. Так выстраивалась сложная сеть альянсов и конфликтов, в которой московская автократия не только плодила окраинную вольницу, но и успешно с ней взаимодействовала — именно в этом парадоксальном состоянии притяжения-отталкивания кроется источник энергии, раскинувшей Россию на огромное пространство Евразии.

 

Первые шаги за Урал: эпоха землепроходцев

История русского продвижения в Сибирь началась задолго до знаменитого похода Ермака. Еще в XI-XII веках новгородские ушкуйники — вольные дружины, плававшие на легких судах-ушкуях — совершали походы в земли «за Камень», как называли Уральские горы. В новгородских летописях упоминается Югра (ханты и манси), с которой велась меновая торговля пушниной. Уже тогда сибирские меха — соболь, горностай, чернобурая лисица — высоко ценились на европейских рынках. К XV веку московские князья, присоединив Новгород, унаследовали эти контакты. Иван III в 1483 году отправил воевод Федора Курбского и Ивана Салтык-Травина в поход на Югорскую землю, который закончился формальным признанием местными князьками власти Москвы. Однако подлинное и необратимое освоение Сибири началось столетием позже, когда в дело включилась частная инициатива уральских промышленников Строгановых.

Семейство купцов и солепромышленников Строгановых получило от Ивана Грозного обширные земли в Прикамье с правом «прибирать охочих людей» для защиты от набегов Сибирского ханства. В 1582 году Строгановы наняли отряд волжских казаков во главе с атаманом Ермаком Тимофеевичем — личность легендарную и полумифическую. По одним источникам, он был разбойником, «воровским казаком», по другим — опытным военачальником. Дружина Ермака численностью около 540 казаков, вооруженных пищалями и пушками, двинулась через Уральские горы на стругах по рекам Чусовой и Туре. 26 октября 1582 года в решающей битве при Чувашском мысе (близ современного Тобольска) казаки разгромили войско хана Кучума, несмотря на значительное численное превосходство татар. Ермак занял столицу ханства — городок Искер. Так началось присоединение Сибири к России, хотя сам Ермак погиб в 1585 году в бою с отрядом Кучума на реке Вагай.

 

Из Строгановской летописи, конец XVI века: «И пришед Ермак со товарищи к Тоболу реке и ту град Сибирь взяша. И царя Кучюма победиша и княжат и мурз многих изсекоша, а иных в полон поимаша... И посла Ермак к Москве к царю Ивану Васильевичу Ивана Кольцо атамана со товарищи и с вестьми, что Божиею милостию Сибирское царство присоединено». 1

 

После победы Ермака началось стремительное продвижение на восток, которое по своей скорости не имело аналогов в истории. В 1587 году был основан Тобольск, ставший столицей Сибири на три столетия. В 1604 году возник Томск, в 1619-м — Енисейск, в 1628м — Красноярск. Казачьи отряды двигались по рекам — главным транспортным артериям Сибири. В 1632 году сотник Петр Бекетов основал Ленский острог (будущий Якутск), откуда началось освоение Восточной Сибири. К 1639 году казак Иван Москвитин достиг Охотского моря, впервые выйдя к Тихому океану. В 1648 году Семен Дежнев с отрядом из 90 человек на кочах (парусно-гребных судах) обошел Чукотский полуостров, открыв пролив между Азией и Америкой — за 80 лет до официального открытия Берингом. В 1649-1653 годах Ерофей Хабаров исследовал Приамурье, составив первые подробные карты этого региона. Всего за 60 лет русские прошли расстояние более 5000 километров от Урала до Тихого океана — достижение, сравнимое по масштабу с конкистой Америки, но с принципиально иными методами.

Методы освоения были относительно мирными по меркам эпохи. Главным инструментом стали остроги — небольшие деревянные крепости, служившие административными и торговыми центрами. Казаки и служилые люди не стремились к массовому истреблению местного населения или захвату земель под пашню — главной целью был сбор ясака, пушной подати. Соболиные, бобровые, лисьи шкурки составляли до трети государственного дохода. Система ясака формально признавала коренные народы («иноземцев») подданными царя, но сохраняла их традиционный уклад и родовую структуру. Местные князьки и «лучшие люди» становились сборщиками ясака, получая определенные привилегии. Конечно, были злоупотребления и насилие — об этом свидетельствуют челобитные ясачных людей в Москву, жалующихся на произвол воевод. Но в целом, в отличие от испанцев в Америке или англичан в Австралии, российское освоение Сибири не привело к исчезновению коренных народов. Более того, происходило их постепенное включение в хозяйственную жизнь: аборигены служили проводниками, толмачами (переводчиками), снабжали казаков рыбой и мясом, учили выживать в суровых условиях.

 

Из отписки якутского воеводы Петра Головина в Москву, 1643 год: «А ясашные люди, государь, якуты и тунгусы живут по Лене реке великой и по сторонним рекам и всякого зверя у них много: соболя и лисицы, и бобра, и росомахи. И те, государь, ясачные люди нам, холопам твоим, ясак платят, и в том, государь, твоему царскому величеству прибыль великая чинится». 2

 

Эпоха землепроходцев завершилась к концу XVII века, когда границы Российского государства достигли естественных пределов — Тихого океана на востоке и китайских владений на юге (Нерчинский договор 1689 года закрепил границу с Цинской империей). За столетие была присоединена территория, в несколько раз превышающая размеры европейской России. Это движение не было спланированной государственной экспансией — скорее, спонтанным продвижением «охочих людей», искателей наживы и приключений, которое государство лишь узаконивало post factum. Но результат превзошел все ожидания: Россия превратилась в крупнейшую континентальную державу, соединив Европу и Азию. Опыт землепроходцев — их выносливость, умение находить общий язык с местными народами, способность адаптироваться к экстремальным условиям — заложил основы русского присутствия в Сибири и на Дальнем Востоке, определив характер российской цивилизации как евразийской, соединяющей разные культуры и традиции.

 

Дальний Восток и Северо-Восток: на краю земли

Дальний Восток России — это край контрастов и парадоксов, где встречаются три океана (точнее, моря трех океанов), соседствуют тайга и тундра, вулканы и ледники, где полгода царит полярная ночь, а летом солнце почти не заходит за горизонт. Это самая удаленная от европейской части страны территория: от Москвы до Владивостока более 9000 километров, семь часовых поясов. Освоение этого региона растянулось на три с половиной столетия и шло волнами — сначала казачьи отряды землепроходцев, затем научные экспедиции XVIII века, потом заселение и хозяйственное освоение XIX века, наконец, советская индустриализация и современное развитие. Дальний Восток долгое время оставался для центральной власти чем-то вроде «внутренней заграницы» — далекой, малоизвестной, почти мифической землей на краю света.

Первые русские появились на берегах Тихого океана в 1639 году, когда отряд томского казака Ивана Москвитина вышел к Охотскому морю в районе современного Охотска. Это было выдающееся достижение — всего за 57 лет после похода Ермака русские преодолели всю Сибирь. В 1640-х годах началось освоение Приамурья. Василий Поярков в 1643-1646 годах прошел по Амуру до устья и вернулся Охотским морем, составив первое описание этих мест и их жителей — дауров, дючеров, натков (предков нанайцев). Ерофей Хабаров в 1649-1653 годах предпринял более масштабную экспедицию, которая не только исследовала, но и попыталась закрепить за Россией Приамурье, войдя в конфликт с маньчжурской империей Цин. Эти походы были настоящими эпопеями выживания: казаки проходили тысячи километров по неизведанным территориям, переносили суда через горные хребты, зимовали в наспех срубленных острожках, питались подчас древесной корой и кожаными ремнями.

 

Из «Отписки» Ерофея Хабарова о походе на Амур, 1650 год: «А Амур река, государь, против Оби широка и глубока зело, и людна, и хлебна, и изобильна всем. И те, государь, пашенные иноземцы — даурские мужики — хлебны и скотны, и собольны, и всяким зверем урожайны и рыбны... И леса, государь, по той Амур реке большие: кедровник, и сосняк, и ельник, и лиственик, и березник, и осинник. А зверя, государь, по тем местам соболя, и лисицы черные и красные, и бобра, и выдры много». 3

 

Однако полноценное присоединение Дальнего Востока затянулось из-за противодействия Китая. По Нерчинскому договору 1689 года Россия была вынуждена отступить из Приамурья. Только в XIX веке, когда маньчжурская династия ослабла, удалось вернуться к этому вопросу. Генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьев (получивший впоследствии почетное прибавление к фамилии — Амурский) в 1854-1858 годах организовал серию сплавов по Амуру, которые фактически восстановили русское присутствие в регионе. Айгунский договор 1858 года закрепил за Россией левый берег Амура, а Пекинский договор 1860 года — Уссурийский край до границ Кореи. В том же 1860 году был основан военный пост Владивосток — «владей Востоком», — который быстро превратился в главную военно-морскую базу и торговый порт России на Тихом океане. Николаевск-на-Амуре (1850), Хабаровск (1858), Благовещенск (1856) — эти города-форпосты появились именно в эпоху Муравьева, который лично руководил переселением казаков и крестьян на новые земли.

Особой страницей истории стало освоение Камчатки и Чукотки — самых восточных территорий России. Камчатка была присоединена в конце XVII века экспедицией Владимира Атласова (1697-1699), которого современники называли «камчатским Ермаком». Атласов составил первое подробное описание полуострова, его природы и жителей — ительменов (камчадалов) и коряков. В XVIII веке Камчатка стала базой для великих морских экспедиций. Первая и Вторая Камчатские экспедиции под руководством Витуса Беринга и Алексея Чирикова (1725-1730 и 1733-1743 годы) открыли пролив между Азией и Америкой, достигли Аляски, положив начало Русской Америке. Участник Второй Камчатской экспедиции Степан Крашенинников создал фундаментальный труд «Описание земли Камчатки» (1755) — первое научное исследование региона, соединившее географию, этнографию, естествознание. Чукотка же долгое время оставалась непокоренной: воинственные чукчи оказывали сопротивление русским казакам вплоть до середины XVIII века, когда сенат решил прекратить военные действия и перейти к мирной торговле.

 

Из письма исследователя Камчатки Георга Стеллера, 1741 год: «Камчатка есть земля преудивительная. Здесь горы извергают пламя и дым, земля дрожит едва ли не каждую неделю, горячие ключи бьют из недр повсюду. Лето коротко, но буйно: травы вырастают в рост человека, цветов такое множество, что луга кажутся пестрым ковром. Море изобилует рыбой и морским зверем. Главное богатство — бобр морской (калан), мех коего ценится на вес серебра. Камчадалы — народ кроткий, живут рыбной ловлей, весьма искусны в том промысле». 4

 

К концу XIX века Дальний Восток окончательно интегрировался в российское пространство. Символом этого стало строительство Транссибирской магистрали (1891-1916), соединившей Владивосток с европейской Россией. Впервые появилась сухопутная альтернатива морскому пути вокруг Азии или через Суэцкий канал, занимавшему месяцы. Развивались города, росло население за счет переселенцев из центральных губерний. Появилась дальневосточная интеллигенция, среди которой выделялась фигура Владимира Арсеньева — офицера, исследователя, писателя, который в 1900-1910-х годах провел детальное изучение Уссурийского края, Сихотэ-Алиня, Камчатки. Его книги «По Уссурийскому краю» (1921) и «Дерсу Узала» (1923), посвященные путешествиям с проводником-нанайцем, стали классикой научно-популярной литературы. Арсеньев был не только ученым, но и гуманистом, защитником коренных народов, которые в начале XX века переживали тяжелый кризис из-за наплыва переселенцев, вырубки лесов, хищнического промысла. Сегодня Дальний Восток — это динамично развивающийся регион с особой экономической зоной, новыми портами и индустриальными проектами, но по-прежнему это земля на краю России, сохраняющая атмосферу пионерского фронтира, где человек остается один на один с могучей природой.

 

Встреча культур: русские и коренные народы Севера

Когда русские землепроходцы выходили за Урал, они встречали не пустынные пространства, а территории, населенные десятками народов с древними культурами и устоявшимся образом жизни. В Западной Сибири жили ханты и манси (которых русские называли остяками и вогулами), селькупы (остяко-самоеды), ненцы (самоеды). В Восточной Сибири — эвенки (тунгусы), эвены (ламуты), якуты (саха), юкагиры, долганы, нганасаны, энцы. На Дальнем Востоке — нанайцы (гольды), ульчи, удэгейцы, орочи, нивхи (гиляки). На Чукотке и Камчатке — чукчи, коряки, ительмены (камчадалы), алеуты, эскимосы. Каждый из этих народов обладал своим языком, верованиями, хозяйственным укладом. Одни были оседлыми рыболовами, другие — кочевыми оленеводами, третьи — морскими зверобоями. Численность большинства была невелика — от нескольких сотен до нескольких тысяч человек, но они веками приспосабливались к суровым условиям Арктики и субарктики, выработав уникальные навыки выживания. Встреча с русскими стала для них цивилизационным вызовом, который навсегда изменил их мир.

Основой отношений между русской властью и коренными народами стала система ясака — пушной подати. В отличие от европейских колонизаторов, истреблявших коренное население Америки или Австралии, российское государство рассматривало «иноземцев» как подданных, обязанных платить налог, но сохраняющих свой образ жизни. Размер ясака устанавливался в соболиных, лисьих, бобровых шкурках — по 1-2 соболя с каждого взрослого мужчины. Для сбора дани использовалась система аманатов (заложников): у родовых старейшин брали детей или близких родственников, которые жили в острогах как гарантия уплаты ясака. При этом с аманатами обращались относительно мягко, их кормили, одевали за казенный счет. «Устав об управлении инородцев» 1822 года, разработанный реформатором Михаилом Сперанским, законодательно закрепил статус коренных народов, разделив их на «оседлых», «кочевых» и «бродячих», с разными формами управления и налогообложения. Для «бродячих» (большинство северных народов) сохранялась родовая организация, право на традиционные промыслы, освобождение от рекрутской повинности.

 

Из «Устава об управлении инородцев», 1822 год: «Кочующие инородцы управляются по степным законам и обычаям, каждому племени свойственным... Бродячие же, яко ловцы и звероловы, управляются по древним своим обычаям и степным правам, через родоначальников и старшин своих... Ясак с инородцев сибирских взимается мягкою рухлядью (пушниной) или деньгами, по доброй воле плательщика. От рекрутской повинности инородцы бродячие изъемлются совершенно». 5

 

Взаимодействие русских с коренными народами было сложным. Были периоды ожесточенных конфликтов. Чукчи в течение столетия (с 1640-х по 1760-е годы) вели войну с российскими властями, отказываясь платить ясак. Корякские восстания 1710-1750-х годов также жестоко подавлялись. Якуты неоднократно восставали против злоупотреблений воевод — крупнейшее восстание 1642-1645 годов охватило весь бассейн Лены. Но были и примеры мирного сосуществования. Многие казаки брали в жены местных женщин, появлялись метисные семьи — «затундренные крестьяне», соединявшие русскую и аборигенную культуру. Русские перенимали у северян навыки езды на оленях и собачьих упряжках, способы рыбной ловли и охоты, покрой одежды из оленьих шкур и рыбьей кожи, конструкцию жилищ (чумов, юрт, балаганов). В свою очередь, коренные народы получали металлические орудия, огнестрельное оружие, ткани, чай, табак, муку. Постепенно складывалась особая культура русского Севера — синтез славянских и аборигенных элементов, видимый в языке (множество заимствований: «парка», «кухлянка», «нарты», «каюр», «малица»), кухне, быте.

 

Из путевого дневника этнографа Владимира Богораза, 1901 год: «Русско-чукотская торговля ведется на побережье летом, когда чукчи-оленеводы спускаются к морю. Приморские чукчи служат посредниками. Чукчи выменивают на оленей и шкуры табак, чай, муку, котлы железные, ножи, топоры, винтовки и порох. Русские купцы берут оленей живьем для продажи в другие места. Язык торговый — смесь чукотского и русского, которым владеют обе стороны. Обман случается, но не более чем в иной торговле. Чукча торгуется упорно и расстается с товаром неохотно». 6

 

Среди коренных народов появлялись выдающиеся личности, ставшие мостом между культурами. Семен Дежнев, открывший пролив между континентами, не смог бы совершить свой подвиг без юкагирских и чукотских проводников. Владимир Атласов исследовал Камчатку с помощью ительменских и корякских переводчиков. В XIX веке известность получил нивх Василий Пронка, помогавший исследователям Сахалина. Но истинным символом взаимопонимания стал Дерсу Узала (настоящее имя — Дерсу Оджал, 1849-1908) — нанаец-охотник, проводник знаменитого исследователя Владимира Арсеньева. В экспедициях 1902-1907 годов по Уссурийскому краю и Сихотэ-Алиню Дерсу не просто показывал дорогу, но учил Арсеньева читать следы, понимать поведение животных, предсказывать погоду, выживать в тайге. Арсеньев посвятил ему книгу «Дерсу Узала» (1923), где описал философию своего друга — представление о природе как живом существе, которое нужно уважать и с которым нужно жить в гармонии. Японский режиссер Акира Куросава снял по этой книге фильм (1975), получивший «Оскара» и сделавший образ Дерсу всемирно известным. В XX веке появилась национальная интеллигенция из числа КМНС: чукотский писатель Юрий Рытхэу (1930-2008), автор романов о жизни чукчей; нанайская писательница Анна Ходжер, эвенкийский поэт Алитет Немтушкин и многие другие. Сегодня коренные малочисленные народы Севера официально признаны, имеют особый правовой статус, права на традиционное природопользование, но по-прежнему сталкиваются с вызовами современности — индустриализацией их территорий, урбанизацией, утратой языков. Вопрос о том, как сохранить уникальные культуры в XXI веке, остается открытым и требует диалога между государством, бизнесом и самими коренными народами.

 

Каторга и ссылка: Сибирь как место наказания

Параллельно с хозяйственным освоением и научным изучением Сибирь превращалась в место ссылки и каторги — одну из мрачных страниц российской истории. Первые упоминания о ссылке «в Сибирь на житье» встречаются уже в конце XVI века, сразу после похода Ермака. В 1593 году в Пелым (первый русский город за Уралом) сослали жителей угличских, обвиненных в убийстве царевича Димитрия. В XVII веке ссылка применялась в основном к преступникам, бунтовщикам, религиозным диссидентам — старообрядцам, отказавшимся принять реформы патриарха Никона. Протопоп Аввакум, один из лидеров старообрядчества, провел десять лет в ссылке в Даурии и на Колыме (1653-1664), оставив яркие мемуары — «Житие протопопа Аввакума», где описал тяготы сибирской жизни. К началу XVIII века ссылка стала массовым явлением: Петр I отправлял в Сибирь пленных шведов после Полтавской битвы, участников стрелецких бунтов, противников реформ. При Екатерине II система упорядочилась: указом 1760 года помещикам разрешалось ссылать крепостных в Сибирь «за предерзостное состояние», что привело к злоупотреблениям — в ссылку отправляли неугодных, стариков, больных, избавляясь от «лишних ртов».

По данным историка Анатолия Ремнёва, с 1807 по 1899 год в Сибирь было сослано около 800 тысяч человек — уголовных преступников, политических, административных ссыльных. Создавалась развитая инфраструктура наказания: этапные тюрьмы, каторжные тюрьмы, поселения. Знаменитый Владимирский тракт — «дорога скорби и слез» — по которому гнали партии арестантов от Москвы до Иркутска (около 6000 верст), стал символом каторги. Путь занимал год-полтора: закованные в кандалы ссыльные шли пешком по 20-25 верст в день, ночуя в этапных тюрьмах. Главными центрами каторги стали Нерчинские серебряно-свинцовые рудники в Забайкалье (с 1722 года), Александровский централ на Сахалине (с 1879 года), золотые прииски Енисейской губернии. Каторжан использовали на тяжелых работах в рудниках, на солеварнях, на строительстве дорог. Рабочий день длился 12-14 часов, питание было скудным, медицинская помощь практически отсутствовала.

 

Из воспоминаний декабриста Александра Беляева о Нерчинских рудниках, 1830-е годы: «Работа в рудниках производится под землею, в штольнях и шахтах, на глубине до 30 сажен. Воздух спертый, сырость ужасная, вода капает со сводов. Работают при свете лучин и сальных свечей. Арестанты долбят руду кайлами, таскают ее в кожаных мешках по узким галереям. Многие гибнут от обвалов, от отравления рудными газами, от чахотки. На поверхности содержатся в тесных казармах, по 40-50 человек в одном помещении, на двухярусных нарах. Цепи снимают только на работе, да и то под строгим караулом». 7

 

Особую страницу составила сахалинская каторга, подробно описанная Антоном Чеховым в книге «Остров Сахалин» (1895). Чехов совершил поездку на Сахалин в 1890 году, проведя настоящую перепись населения острова, побеседовав лично с тысячами каторжан и ссыльнопоселенцев. Его описания потрясли российское общество. На Сахалине содержалось до 10 тысяч каторжан, включая женщин и детей. Условия были нечеловеческими: холодные, сырые бараки, скудное питание (в основном тухлая рыба и гнилой хлеб), телесные наказания розгами и плетьми, которые применялись за малейшие провинности. Чехов писал о «позорном пятне» на совести России, о том, что каторга не исправляет, а лишь ожесточает людей. Его книга способствовала некоторому смягчению режима, но сахалинская каторга просуществовала до 1906 года, когда после русско-японской войны систему признали неэффективной.

 

Из книги А.П. Чехова «Остров Сахалин», 1895: «Я видел, как секут. Секомого кладут на козлы животом вниз, связывают руки и ноги... Наказывают линьками, ремнями из сыромятной кожи... Палач становится сбоку и бьет так, что линек ложится поперек спины... После каждого удара на теле остается рубец красного цвета... На 30-м-40-м ударе тело, покрытое рубцами, становится багрово-синим и черным, как будто поджарилось. Секомый молчит или тихо стонет... После 90 ударов его развязывают, он встает, пошатывается, его уводят в больницу».

 

Но ссылка имела и позитивные последствия для развития Сибири. Ссыльные, отбыв срок каторги, часто оставались на поселении, не имея средств и права вернуться в Европейскую Россию. Они основывали деревни, занимались земледелием, ремеслами, торговлей. Многие сибирские города и села обязаны своим существованием ссыльнопоселенцам. Образованные ссыльные — дворяне, разночинцы, польские повстанцы 1830-х и 1860-х годов — становились учителями, врачами, агрономами, распространяя культуру и знания. В Иркутске, Томске, Красноярске складывались интеллектуальные кружки вокруг политических ссыльных. Народовольцы 1880-х годов, эсеры и социал-демократы начала XX века вели активную просветительскую работу среди крестьян и рабочих. Ленин провел три года ссылки в селе Шушенском (1897-1900), где написал ряд экономических работ. Сталин был в сибирской ссылке четырежды. Троцкий бежал из ссылки в Иркутской губернии в 1902 году. Можно сказать, что Сибирь стала кузницей революционных кадров, местом, где вызревали идеи, которые в конечном счете привели к краху империи.

 

Декабристское наследие

Утром 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге около трех тысяч солдат и офицеров отказались присягать новому императору Николаю I, требуя конституции и отмены крепостного права. Восстание было подавлено к вечеру картечным огнем, пять руководителей — Павел Пестель, Кондратий Рылеев, Сергей Муравьев-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин и Петр Каховский — повешены, 121 участник приговорен к каторжным работам и ссылке в Сибирь на разные сроки. Среди осужденных были представители лучших дворянских фамилий России: князья Сергей Волконский и Сергей Трубецкой, граф Михаил Лунин, братья Николай и Михаил Бестужевы, поэты Александр Одоевский и Владимир Кюхельбекер, друг Пушкина Иван Пущин. Это были образованнейшие люди своего времени — офицеры, участвовавшие в войне 1812 года и заграничных походах, видевшие Европу, читавшие французских просветителей, мечтавшие о преобразовании России. Их ссылка в Сибирь, длившаяся от 10 до 30 лет, стала одним из ключевых событий русской культурной истории XIX века и оказала огромное влияние на развитие Сибирского региона.

Первоначально декабристов держали в каземате Петропавловской крепости, затем отправили по этапу в Сибирь. Путь занял несколько месяцев. Первым местом каторги стал Читинский острог (1827-1830), затем — более суровый Петровский завод близ Нерчинских рудников (1830-1839). Условия были тяжелыми: тесные камеры, работа на рудниках, постоянный надзор. Но декабристы сумели создать внутри тюрьмы настоящую академию. Николай Бестужев, талантливый инженер и художник, организовал мастерскую, где изготавливал инструменты, часы, украшения, создал галерею портретов товарищей. Владимир Штейнгель преподавал математику и физику. Михаил Кюхельбекер вел уроки истории и литературы. Устраивались вечера, на которых читали лекции, ставили театральные сценки, музицировали. Декабристы составили библиотеку из нескольких тысяч томов, которую выписывали и передавали друг другу.

 

Из письма декабриста Ивана Пущина, 1828 год: «Наше положение тяжело, но не невыносимо. Мы держимся друг за друга и стараемся не падать духом. Бестужев рисует портреты всех нас — это будет драгоценная память. Волконский занимается агрономией и мечтает, когда выйдет на поселение, устроить образцовое хозяйство. Одоевский пишет стихи. Я сам веду дневник и думаю о будущем России, за которое мы страдаем. Самое тяжелое — разлука с родными, но и здесь мы не одиноки: к нам едут наши жены». 8

 

Подвиг жен декабристов стал легендарным еще при их жизни. Одиннадцать женщин добровольно последовали за мужьями в Сибирь, отказавшись от привилегий, богатства, светской жизни. Первыми выехали княгиня Екатерина Трубецкая (дочь французского эмигранта графа Лаваля) и княгиня Мария Волконская (дочь генерала Николая Раевского, героя 1812 года). Их путешествие зимой 1826-1827 года длилось два месяца по санному пути через Урал и Сибирь. По свидетельствам современников, обе женщины проявили удивительное мужество. В Читинском остроге их допустили к мужьям только после того, как они согласились на унизительные условия: лишались дворянских прав, их дети становились «детьми ссыльнокаторжных», они не могли вернуться без специального разрешения. За Трубецкой и Волконской последовали Александра Муравьева, Александра Давыдова, Елизавета Нарышкина, Наталья Фонвизина, Мария Юшневская, Камилла Ивашева, Полина Анненкова, Прасковья Луполова, Александра Ентальцева. Они разделили с мужьями все тяготы каторги: жили в небольших комнатках при тюрьме, сами готовили пищу, стирали, ухаживали за больными. Некрасов посвятил им поэму «Русские женщины» (1871-1872), воспевая их самоотверженность и верность.

После 1839 года, когда декабристов перевели на поселение, начался новый этап их жизни в Сибири — более свободный и плодотворный. Одни поселились в Иркутске, другие в селах Урика, Оёк, Тунка. Получив небольшие наделы земли, они занялись сельским хозяйством. Сергей Волконский в Урике создал образцовое имение, где внедрял передовые агротехнические методы, выписывал из Европы семена новых культур, разводил породистый скот. Его усадьба стала центром культурной жизни: здесь собирались местные чиновники, купцы, ссыльные интеллигенты, устраивались литературные вечера и музыкальные концерты. Николай Бестужев занимался живописью и этнографией, создав серию работ о бурятах и тофаларах. Дмитрий Завалишин написал фундаментальный труд о Камчатке и Русской Америке. Иван Якушкин открыл в Ялуторовске школу для детей ямщиков и мещан — первую в Сибири бесплатную школу для простонародья. Декабристы-врачи Фердинанд Вольф и Александр Вольф лечили крестьян, часто бесплатно. Они изучали народную медицину, собирали сведения о целебных травах. Их этнографические записки о бурятах, якутах, эвенках вошли в научный оборот. Иван Анненков составил словарь бурятского языка. Это был осознанный культуртрегерский проект: декабристы видели своей миссией просвещение Сибири, подъем ее культурного уровня, изучение и сохранение местных традиций.

 

Из дневника Марии Волконской, 1845 год: «Вчера у нас был вечер. Собрались Трубецкие, Муравьевы, Поджио, несколько местных чиновников. Бестужев показывал свои новые рисунки — виды Байкала и портреты бурят. Одоевский читал свои стихи. Молодые танцевали под фортепиано. На мгновение можно было забыть, что мы в ссылке, в тысячах верст от дома. Но это и есть теперь наш дом. Сережа говорит, что Сибирь — будущее России, что здесь простор для дела и мысли, какого нет в удушливой атмосфере столиц. Может быть, он прав. Дети наши растут здесь, впитывая этот воздух свободы — той внутренней свободы, которую не могут отнять никакие жандармы». 9

 

Наследие декабристов для Сибири трудно переоценить. После амнистии 1856 года, объявленной Александром II, большинство вернулось в Европейскую Россию, но некоторые остались навсегда — их могилы в Иркутске, Кургане, Тобольске стали местами паломничества. Дома декабристов превратились в музеи: усадьба Волконских в Иркутске, дом Трубецких там же, музей Ивана Якушкина в Ялуторовске. Декабристы оставили богатое литературное и мемуарное наследие. Эти документы — бесценный источник по истории Сибири первой половины XIX века, взаимоотношениям с коренными народами. Декабристы положили начало систематическому изучению Сибири не только как места ссылки, но как самобытного региона с огромным потенциалом. Их просветительская деятельность подготовила почву для дальнейшего культурного подъема края во второй половине XIX века, когда в Сибири появились университеты, научные общества, газеты и журналы. В советское время декабристов превозносили как революционеров-предшественников, что было упрощением, но отражало их реальную роль бунтарей против деспотизма и крепостничества. Сегодня декабристы воспринимаются как символ гражданского мужества, готовности жертвовать личным благополучием ради идеалов свободы и справедливости — урок, актуальный в любую эпоху.

 

Культуртрегеры и исследователи: создатели сибирской науки

Научное освоение Сибири началось параллельно с территориальным освоением, но если казаки искали пушнину и новые земли, то ученые стремились понять законы природы этого загадочного края. Уже в начале XVIII века Петр I понял, что без систематического изучения невозможно эффективно управлять огромными пространствами за Уралом. В 1719 году в Сибирь отправился немецкий натуралист Даниил Мессершмидт — первый профессиональный ученый, получивший задание описать природу, население и ресурсы региона. Семь лет он провел в путешествиях от Тобольска до Забайкалья, собирая образцы минералов, растений, изучая языки местных народов, записывая их обычаи и легенды. Его коллекции стали основой Кунсткамеры, а дневники — ценнейшим источником о Сибири начала XVIII века. За Мессершмидтом последовали другие: Великая Северная экспедиция 1733-1743 годов под руководством Витуса Беринга объединила десятки ученых и офицеров, которые не только открыли пролив между Азией и Америкой, но и создали первые научные описания Сибири — от географии до этнографии. Степан Крашенинников, участник экспедиции, написал «Описание земли Камчатки» (1755) — книгу, которая до сих пор поражает точностью наблюдений и глубиной анализа.

В XIX веке научное изучение Сибири вышло на новый уровень. Если раньше исследования организовывались из столицы, то теперь возникли местные центры. В 1851 году в Иркутске открылся Сибирский отдел Русского географического общества, ставший главной координирующей инстанцией для всех экспедиций в регионе. Его создатели — губернатор Николай Муравьев-Амурский, декабристы Дмитрий Завалишин и Николай Бестужев, польские ссыльные Александр Чекановский и Бенедикт Дыбовский — превратили общество в настоящую академию наук Восточной Сибири. При нем работали музей, библиотека, метеорологическая станция, издавались научные записки. Чекановский исследовал геологию Восточной Сибири, пройдя тысячи километров по рекам Оленек, Вилюй, Нижняя Тунгуска, составив карты, которые использовались до XX века. Дыбовский посвятил более сорока лет изучению Байкала, описав сотни новых видов животных и растений, многие из которых были эндемиками — существами, не встречающимися больше нигде на планете. Эти ученые работали в труднейших условиях, без современного оборудования, часто на собственные средства, движимые жаждой познания.

Особую роль в изучении Сибири сыграли местные уроженцы, для которых этот край был не экзотической окраиной, а родиной, требующей понимания и защиты. Григорий Потанин, казачий сын из Павлодара, стал крупнейшим исследователем Сибири, Монголии и Центральной Азии второй половины XIX века. Окончив кадетский корпус и университет, он увлекся идеями сибирского областничества — движения, утверждавшего культурную самобытность Сибири и необходимость ее развития как самостоятельного региона, а не колонии. За эти взгляды Потанин провел пять лет на каторге, но после освобождения посвятил жизнь науке. Он совершил пять больших экспедиций в Монголию, Китай, Тибет, собрал огромные коллекции по этнографии, ботанике, зоологии, записал тысячи страниц фольклорных текстов. Труды Потанина по монгольскому и сибирскому фольклору, его этнографические исследования бурят и алтайцев до сих пор остаются классическими.

Превращение Сибири из объекта исследования в субъект научной жизни завершилось открытием Томского университета в 1888 году — первого высшего учебного заведения в Азиатской России. Его создание стало результатом многолетних усилий сибирской общественности и меценатов. Золотопромышленник Павел Демидов завещал миллион рублей на университет, купец Иннокентий Сибиряков пожертвовал огромные суммы, местное купечество собрало средства на строительство зданий. Университет быстро стал центром научной жизни всего региона. Его профессора проводили геологические, ботанические, археологические исследования, создавали музеи и гербарии, готовили новое поколение сибирских ученых. В 1918 году открылся Иркутский университет, затем появились вузы во Владивостоке, Омске, Красноярске. Параллельно возникала сеть музеев, часто созданных энтузиастами-одиночками. Николай Мартьянов, аптекарь в Минусинске, собрал уникальную коллекцию археологических находок, создав музей, который стал центром изучения древней истории Южной Сибири. Геннадий Юдин, красноярский купец, собрал библиотеку в 80 тысяч томов — крупнейшее частное книжное собрание за Уралом.

К началу XX века Сибирь располагала развитой научной инфраструктурой. Белые пятна на карте исчезли, природные ресурсы были выявлены и описаны, коренные народы изучены этнографически и лингвистически. Владимир Обручев исследовал геологию Центральной Азии и открыл месторождения полезных ископаемых. Владимир Арсеньев детально описал Дальний Восток, Сихотэ-Алинь и Камчатку. Сергей Обручев продолжил дело отца, изучая северо-восток Сибири.

Их труды легли в основу советской программы освоения Севера и Сибири. После революции возникли новые научные центры — Новосибирский Академгородок, институты в Якутске, Магадане, на Чукотке. Но фундамент был заложен в XVIII-XIX веках учеными-первопроходцами, для которых исследование Сибири было не карьерой, а служением истине. Их имена сохранились в географических названиях: море Лаптевых, пролив Беринга, мыс Дежнева, хребет Черского, вулкан Крашенинникова. Их коллекции хранятся в музеях, их книги переиздаются, их открытия продолжают служить науке. Они создали не просто корпус знаний о Сибири, но традицию научного подвижничества, которая живет и сегодня.

 

Советское освоение: индустриализация Арктики и Сибири

После революции 1917 года большевики провозгласили грандиозный план превращения России из аграрной страны в индустриальную державу, и Сибирь с Арктикой оказались в центре этих планов. Если царская Россия осваивала Север постепенно, через торговлю, миссионерство и ссылку, то Советская власть приступила к форсированной индустриализации региона. Уже в 1920-е годы начались первые масштабные проекты: геологические экспедиции для поиска полезных ископаемых, строительство промышленных предприятий, создание транспортной инфраструктуры. В 1932 году ледокольный пароход «Сибиряков» впервые в истории прошел Северным морским путем за одну навигацию, доказав принципиальную возможность регулярного судоходства вдоль арктического побережья. В 1933 году было создано Главное управление Северного морского пути (Главсевморпуть) во главе с полярным исследователем Отто Шмидтом — организация, которой поручили не только обеспечить навигацию, но и комплексное освоение Арктики: строительство портов, аэродромов, полярных станций, развитие промышленности и сельского хозяйства в заполярных районах. К концу 1930-х годов в Арктике действовало более 70 полярных станций, регулярно летали самолеты полярной авиации, по Северному морскому пути ежегодно проходили сотни судов с грузами.

Индустриализация Сибири и Арктики опиралась на открытие и разработку богатейших месторождений полезных ископаемых. Геологические экспедиции 1920-1930-х годов обнаружили колоссальные запасы угля (Кузбасс, Воркута, Норильск), нефти и газа (Западная Сибирь), цветных металлов (Норильск — медь и никель, Магадан — золото, Якутия — алмазы и золото), апатитов (Хибины на Кольском полуострове). На базе этих ресурсов возникали целые промышленные районы. Кузнецкий угольный бассейн стал основой Урало-Кузнецкого комбината — грандиозного проекта, связавшего уральскую металлургию с сибирским углем. В 1930-е годы в Кузбассе были построены города Сталинск (ныне Новокузнецк), Прокопьевск, Киселевск, Ленинск-Кузнецкий. В Заполярье возник Норильский горно-металлургический комбинат (1935), который стал крупнейшим в мире производителем никеля и меди. На Колыме началась добыча золота — регион давал до трети всего золота СССР. На Кольском полуострове в Хибинах добывали апатиты для производства удобрений. Эти проекты требовали огромных трудовых ресурсов, и советская власть нашла их в системе ГУЛАГа — сети лагерей принудительного труда.

 

Из постановления Политбюро ЦК ВКП(б) о Норильском комбинате, 1935 год: «Утвердить проект строительства Норильского никелевого комбината мощностью 10 тысяч тонн никеля в год. Строительство поручить НКВД СССР. Рабочую силу обеспечить за счет заключенных Норильлага. Срок ввода в эксплуатацию — 1939 год. Комбинат имеет стратегическое значение для обороны страны и должен быть построен в кратчайшие сроки любой ценой». 10

 

ГУЛАГ стал основным инструментом освоения Севера и Сибири в 1930-1950-е годы. По данным писателя Александра Солженицына и архивным документам, через систему лагерей прошло около 20 миллионов человек, из них несколько миллионов работали на Севере. Крупнейшими лагерными комплексами были: Дальстрой в Магаданской области (добыча золота), Норильлаг (строительство Норильского комбината), Воркутлаг (добыча угля за Полярным кругом), Севжелдорлаг (строительство железной дороги Котлас-Воркута), БАМлаг (первая попытка строительства Байкало-Амурской магистрали в 1930-х). Заключенные работали в труднейших условиях: зимой при температурах до минус 50-60 градусов, без нормальной одежды, в голоде, при 12-14-часовом рабочем дне. Смертность была огромной.

Из воспоминаний Варлама Шаламова, «Колымские рассказы»: «На прииске работали в три смены, круглые сутки. Забой, откатка, промывка. Зимой в забое теплее, чем наверху — всего минус тридцать вместо минус пятидесяти. Но и там руки примерзают к железу, ноги деревенеют в рваных валенках. Кормят баландой — горячей водой с капустными листьями и граммами хлеба, которые отрезают по весу на лагерных весах. Доходяги падают прямо у забоя и их уносят санитары. На смену приходят новые. Золото добывается человеческими костями».

Результатом советской индустриализации стало создание в Сибири и Арктике мощного промышленного потенциала. К 1960-м годам регион давал значительную долю союзного производства: 100% никеля (Норильск), треть угля (Кузбасс, Воркута), основную часть золота (Магадан, Якутия), позднее — львиную долю нефти и газа (Западная Сибирь с 1960-х). Возникли крупные города: Новосибирск (к 1960-м — миллионник, «столица Сибири»), Красноярск, Иркутск, Норильск (самый северный город мира с населением более 100 тысяч), Магадан, Якутск. Была создана транспортная инфраструктура: железные дороги (Транссиб электрифицирован, построена Печорская дорога до Воркуты), авиация (полярная авиация связала отдаленные поселки), Северный морской путь (действовал регулярно с атомными ледоколами). В 1957 году под Новосибирском основан Академгородок — научный центр мирового уровня с институтами Сибирского отделения Академии наук, университетом. После распада СССР многие северные города столкнулись с кризисом: предприятия закрывались, люди уезжали, инфраструктура разрушалась. Сегодня остро стоит вопрос о будущем Арктики и Сибири: как сохранить промышленный потенциал, улучшить жизнь людей, восстановить экологию и уважать права коренных народов.

 

Современный этап: Арктическая зона и новые вызовы

В XXI веке Арктика вновь оказалась в центре внимания мирового сообщества и российской политики. После распада СССР многие северные территории пережили кризис: закрывались предприятия, сокращалось население, разрушалась инфраструктура. Города вроде Норильска, Воркуты, Магадана потеряли до трети жителей в 1990-2000-е годы. Однако в 2000-2010-е ситуация начала меняться. В 2008 году принята «Стратегия развития Арктической зоны Российской Федерации», в 2014 году создано Министерство по развитию Дальнего Востока и Арктики, в 2020 году утверждена новая стратегия до 2035 года. Арктическая зона РФ официально включает полностью или частично территории девяти субъектов федерации: Мурманская область, Ненецкий, Ямало-Ненецкий и Чукотский автономные округа, Республика Карелия, Коми, Якутия (Саха), Красноярский край, Архангельская область. Здесь проживает около 2,5 миллионов человек — больше половины всего арктического населения планеты. Российская Арктика дает стране около 12-15% ВВП и 22% экспорта: это нефть и газ, никель и медь, алмазы и золото, рыба и морепродукты. Но главное — Арктика стала зоной геополитической конкуренции между Россией, США, Канадой, странами Северной Европы и Китаем.

Основным драйвером интереса к Арктике стало изменение климата. Средняя температура в Арктике растет в 2-3 раза быстрее, чем в остальном мире — явление, известное как «арктическое усиление». За последние 40 лет площадь летнего морского льда сократилась почти вдвое. По прогнозам, к середине XXI века Северный Ледовитый океан может полностью освобождаться ото льда летом. Это открывает новые возможности, но создает и серьезные угрозы. С одной стороны, таяние льдов делает доступными огромные запасы углеводородов: по оценкам Геологической службы США, в Арктике сосредоточено 13% неразведанных мировых запасов нефти и 30% природного газа. Россия уже разрабатывает шельфовые месторождения: Штокмановское в Баренцевом море, Приразломное в Печорском море (первая российская арктическая нефтяная платформа, запущена в 2013 году). Газпром реализует проекты «Ямал СПГ» (завод по сжижению природного газа на Ямале, запущен в 2017 году) и «Арктик СПГ-2». С другой стороны, потепление вызывает таяние вечной мерзлоты, на которой стоят города и поселки, дороги и трубопроводы. Здания проседают и разрушаются, трубы рвутся, что приводит к авариям — как разлив топлива в Норильске в 2020 году, когда в реки попало 21 тысяча тонн дизеля из-за просадки фундамента под резервуарами.

Северный морской путь стал ключевым элементом арктической стратегии России. Эта трасса вдоль северного побережья от Карских Ворот до Берингова пролива почти вдвое короче традиционного маршрута из Европы в Азию через Суэцкий канал: 14 тысяч километров против 23 тысяч. В советское время СМП использовался в основном для внутренних перевозок, пик пришелся на 1987 год — 6,6 миллиона тонн грузов. После распада СССР грузооборот упал до 1,5 миллионов тонн в 1990-е. Но с 2010-х началось возрождение: в 2011 году по СМП прошли первые транзитные суда из Европы в Азию, в 2020 году перевезено 33 миллиона тонн (превышен советский рекорд), в 2024 году – около 80 миллионов тонн. Основные грузы — сжиженный природный газ с Ямала, нефть из Новопортовского месторождения, никель из Норильска, уголь из Печорского бассейна. Для обеспечения навигации Россия строит атомные ледоколы: действуют три ледокола проекта 22220 («Арктика», «Сибирь», «Урал»), строятся еще два, планируется суперледокол «Лидер» мощностью 120 МВт. Модернизируются порты: Мурманск, Архангельск, Дудинка, Певек, Сабетта (новый порт на Ямале).

Социальные проблемы Арктики остаются острейшими. Население арктических регионов России сокращается: с 2,6 миллионов в 1989 году до 2,4 миллионов сегодня. Молодежь уезжает в южные города, оставляя стариков. Средний возраст жителей растет, во многих поселках нет школ и больниц. 60-70% жилого фонда требует капитального ремонта, теплосети и электросети, построенные в советское время.

Коренные народы Севера (ненцы, эвенки, чукчи, эскимосы и другие — всего около 40 народов, 270 тысяч человек) сталкиваются с угрозой исчезновения традиционного образа жизни. Промышленное освоение разрушает пастбища оленей, загрязняет реки и озера, лишает охотников и рыболовов промысловых угодий. Этнические языки вымирают: молодое поколение забывает родную речь. Попытки государства поддержать традиционные промыслы через субсидии и создание территорий традиционного природопользования дают ограниченный эффект. Нужны комплексные программы, учитывающие интересы коренных жителей, но пока экономические приоритеты добычи ресурсов доминируют над социальными и экологическими.

Будущее российской Арктики будет определяться балансом между экономической эффективностью, социальной справедливостью и экологической устойчивостью. Россия позиционирует себя как главная арктическая держава, укрепляя военное присутствие (восстановлены советские базы, созданы новые арктические бригады), развивая добычу ресурсов, инвестируя в инфраструктуру. Однако после 2022 года и введения западных санкций многие проекты с участием иностранных компаний заморожены или свернуты. Технологии для освоения арктического шельфа в основном западные, их замена на российские или китайские займет годы. Китай проявляет растущий интерес к Арктике, называя себя «приарктическим государством» и вкладывая средства в российские проекты СПГ. Это создает новые возможности, но и риски зависимости от одного партнера. Международное сотрудничество в Арктике, ранее достаточно конструктивное в рамках Арктического совета, переживает кризис из-за геополитической напряженности. И все же Арктика остается регионом надежды — здесь сосредоточены ресурсы для будущих поколений, уникальные экосистемы, культуры коренных народов. Задача XXI века — освоить этот регион так, чтобы не повторить ошибок прошлого, когда экономические и политические цели достигались любой ценой, включая человеческие жизни и природу. Арктика требует мудрости, терпения и уважения — к людям, к природе, к будущему.

 

Этнографические экспедиции

В 1897 году американский банкир и меценат Моррис Джесуп профинансировал грандиозный научный проект — Северо-Тихоокеанскую экспедицию, которая должна была ответить на вопрос о заселении Америки и культурных связях между народами Сибири и Аляски. Руководил экспедицией антрополог Франц Боас, создатель современной культурной антропологии. В течение пяти лет (1897-1902) группы исследователей работали по обе стороны Берингова пролива: в Сибири — российский этнограф Владимир Богораз (Тан) изучал чукчей, Владимир Иохельсон — коряков и юкагиров, в Америке — сам Боас и его ученики исследовали эскимосов, алеутов, индейцев северо-западного побережья. Это была первая комплексная этнографическая экспедиция: ученые записывали языки, фольклор, изучали материальную культуру, социальную организацию, религиозные верования, делали фотографии и фонографические записи, собирали коллекции артефактов. Богораз и Иохельсон, оба бывшие революционеры-народники, отбывавшие ссылку в Сибири, превратились в профессиональных этнографов. Их труды — «Чукчи» Богораза (1904-1909) и «Коряки» Иохельсона (1905-1908) — стали классикой мировой этнографии, энциклопедическими описаниями народов, многие обычаи которых уже начинали исчезать под натиском модернизации.

В 1920–1930-е годы советское государство проводило целенаправленную политику по выравниванию уровней развития народов, провозгласило курс на изучение и развитие «отсталых» народов Севера. В 1920-е годы создается Комитет Севера. Одной из важнейших задач освоения огромных территорий Крайнего Севера и Дальнего Востока была и подготовка кадров из коренных северян. В 1925 г. при рабфаке Ленинградского государственного университета (ныне Санкт- Петербургский государственный университет) было открыто первое северное отделение (Северный рабфак). Масштабные преобразования во всех сферах жизни на Севере вызвали необходимость не только расширить подготовку кадров, но и поднять ее на более высокий уровень – уровень высшего образования. Так, в 1930 г. на основании Постановления Ученого Комитета при ЦИК СССР появился Институт народов Севера (ИНС) как самостоятельная структура. В тоже время, в Ленинградском педагогическом институте им А. И. Герцена создается северный факультет для народов Севера (ныне Институт народов Севера), который  и до настоящего времени осуществляет подготовку педагогических кадров в составе  РГПУ им. А. И. Герцена.  

Этнографические экспедиции 1920-1930-х годов имели не только научные, но и практические задачи: помочь советизации, коллективизации, переводу кочевников на оседлый образ жизни. Владимир Богораз возглавлял исследования на Чукотке, где внедрялась письменность на латинице, создавались школы, строились постоянные поселки. Лев Штернберг изучал нивхов и народы Амура. Борис Долгих составлял карты расселения сибирских народов и вел демографические исследования. Особенно активными были 1950-1970-е годы, когда масштабные комплексные экспедиции работали практически во всех регионах Севера. Институт этнографии АН СССР (ныне Институт этнологии и антропологии РАН) направлял группы в Якутию, на Чукотку, Камчатку, к ненцам, хантам, манси. Эти исследования дали огромный фактический материал, но страдали идеологизацией: ученые должны были показывать «успехи социалистического строительства», замалчивая проблемы — насильственную коллективизацию оленеводов, ликвидацию «неперспективных» деревень, гибель шаманской традиции.

Во второй половине XX века работали классики сибиреведения, создавшие фундамент современного североведения. Андрей Попов (1902-1960) был крупнейшим специалистом по долганам, нганасанам и якутам, автором капитальных трудов по шаманизму народов Севера. Екатерина Прокофьева (1890-1977) посвятила жизнь изучению селькупов, ненцев и энцев, собрав уникальные материалы по их материальной культуре и социальной организации. Лидия Вербова создала классические работы по селькупам Нарымского края. Глафира Василевич (1895-1971) стала признанным авторитетом по эвенкам, её монография «Эвенки» (1969) остается непревзойденной энциклопедией этого народа. Елена Алексеева посвятила десятилетия исследованию кетов — загадочного палеоазиатского народа Енисея, говорящего на изолированном языке. Анна Рождественская изучала нганасан и энцев Таймыра, Иннокентий Гурвич работал с чукчами и эскимосами Чукотки. Борис Долгих (1904-1971) создал первую демографическую карту народов Сибири, проследив их численность и расселение с XVII века, его труды до сих пор — основной источник по исторической демографии региона. Юрий Симченко (1935-2002) стал ведущим специалистом по нганасанам и энцам, прожив среди них многие месяцы и создав яркие этнографические описания. Зоя Соколова посвятила карьеру хантам и манси, исследуя их социальную организацию, семейные отношения, адаптацию к советской действительности. Владимир Васильев продолжал изучение эвенков и других тунгусо-маньчжурских народов. Леонид Лашук (1929-1971) работал на Урале и в Западной Сибири, исследуя историю народов региона и процессы этногенеза. Иван Вдовин создал фундаментальные труды по корякам, ительменам и чукчам. Чунер Таксами (1923-2014), нивх по национальности, стал крупнейшим специалистом по народам Амура и Сахалина — нивхам, ульчам, нанайцам, орокам.

Эти исследования дали огромный фактический материал: тысячи страниц полевых дневников, коллекции артефактов в музеях, фотоархивы, записи фольклора, лингвистические данные. Советские этнографы работали в сложнейших условиях — жили в чумах и ярангах, ходили в многодневные маршруты по тундре и тайге, изучали языки, многие из которых не имели письменности. Собранные ими материалы сохранили для потомков знания о культурах, многие элементы которых уже безвозвратно утрачены.

Современный этап связан с именем академика РАН Андрея Головнёва и его концепцией северности России. С 1990-х годов Головнёв организует ежегодные экспедиции на Ямал, Таймыр, Чукотку, в ХМАО, НАО и другие северные регионы страны. Его метод — не кабинетное исследование, а погружение в жизнь народов Севера, многодневные маршруты с кочевниками Арктики. Им создан уникальный фото- и видеоархив, снято более 10 этнографических фильмов. Головнёв и его школа разрабатывают новые подходы: номодаграфию, арктических этнодизайн, полевой метод антропологии движения (путь-карт-действие), ГИС-системы, визуальную антропологию и др. Их исследования показывают, что коренные народы Севера — не реликты прошлого, а живые культуры, адаптирующиеся к современности, сохраняя при этом связь с традицией. В Институте этнологии и антропологии РАН успешно работает Отдел народов Севера по главе с Е.А. Пивневой и известными учеными (Е.П. Батьянова, А.А. Сирина, Л.И. Миссонова). Имеются активные исследовательские группы в академических учреждениях Новосибирска, Владивостока, Якутска. В серии «Народы и культуры» издано шесть фундаментальных томов по коренным малочисленным народам Севера, Сибири и Дальнего Востока, написанных современным поколением российских этнологов.

 

Заключение: Север как вызов и возможность

Более четырех веков освоения Севера, Сибири и Дальнего Востока превратили Россию в крупнейшую арктическую державу. Этот путь был сложным и неоднозначным: героизм первопроходцев соседствовал с трагедиями каторги, научные открытия — с разрушением традиционных культур, индустриализация — с экологическими проблемами.

Сегодня перед Россией стоит задача найти новую модель развития Арктики — устойчивую, учитывающую интересы коренных народов, сохраняющую уникальную природу. Север остается территорией, где проверяется не только техническая оснащенность, но и человечность цивилизации. Опыт столетий показывает: успешное освоение возможно только при уважении к тем, кто населяет эти земли тысячелетиями, и к самой природе Арктики — суровой и удивительно хрупкой.

Арктика сегодня стоит перед двойным испытанием: с одной стороны — беспрецедентное изменение климата, которое за последние полвека изменило Арктику больше, чем за предыдущую тысячу лет, с другой — нарастающее давление глобализации, размывающей локальные идентичности и традиционные уклады жизни. Тает вечная мерзлота, на которой стоят дома и проложены трубопроводы; меняются маршруты миграции оленей, становясь непредсказуемыми; в тундре появляются новые растения, а традиционные ягодники сдвигаются на север. Молодежь коренных народов уезжает в города, где можно получить образование и работу, но теряет связь с языком предков и знаниями о тундре, которые передавались тысячелетиями.

Промышленное освоение — нефтяные и газовые месторождения, новые порты, дороги — подвергает испытаниям хрупкий баланс между человеком и природой, сложившийся в Арктике. Казалось бы, северность как образ жизни обречена: прогресс неумолим, традиции отомрут, а Север превратится либо в промышленную зону вахтового освоения, либо в природный заповедник без людей. Но подходы российских ученых о культурно ориентированной модернизации показывают другую перспективу: северность — это не застывшая архаика, а динамичная способность адаптироваться, трансформироваться, находить новые формы при сохранении культурного ядра.

Вызовы XXI века парадоксальным образом превращают северность из локального феномена в глобально значимый опыт. Человечество движется к эпохе климатических катастроф, миграционных кризисов, истощения ресурсов, и опыт Севера становится бесценным. Как жить в экстремальных условиях? Как сохранять идентичность в меняющемся мире? Северные народы тысячи лет решали эти вопросы — и продолжают решать сегодня. Ненецкий оленевод, ведущий стадо по тундре с помощью GPS, но ориентирующийся по звездам и читающий погоду по поведению оленей, воплощает синтез традиции и инновации. Арктические города, переходящие на возобновляемую энергию и автономные системы жизнеобеспечения, становятся лабораториями будущего. Северный морской путь может стать не просто транспортным коридором, а моделью международного сотрудничества в Арктике, где экономические интересы сочетаются с защитой окружающей среды и прав коренных народов. Северность России — это не бремя истории и не досадная географическая случайность, а уникальное цивилизационное преимущество, опорная идентичность нашей страны.

Задача сегодняшнего дня — не выбирать между ними (традиция или модернизация, сохранение или развитие), а синтезировать их в новую северность XXI века, где оленевод может пользоваться спутниковой связью, не теряя знания троп предков; где промышленные компании работают в партнерстве с коренными общинами, а не вопреки им; где арктические города становятся комфортными для жизни, не превращаясь в анклавы, изолированные от окружающего ландшафта. Север — это зеркало, в котором Россия видит себя наиболее отчетливо: страна пространств и движения, мобильности и адаптивности, способная соединять несоединимое и находить смыслы там, где другие видят пустоту.

 

 

1. Строгановская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 36. Сибирские летописи. Ч. 1. М.: Наука, 1987. С. 25.

2. Отписка якутского воеводы П.П. Головина в Москву в Сибирский приказ. 1643 г. // Колониальная политика Московского государства в Якутии XVII в.: Сборник архивных документов / Под ред. Я.П. Алькора и Б.Д. Грекова. Л.: Изд-во Института народов Севера ЦИК СССР, 1936. С. 48–49.

3. Отписка якутского воеводы П.П. Головина в Москву в Сибирский приказ. 1643 г. // Колониальная политика Московского государства в Якутии XVII в.: Сборник архивных документов / Под ред. Я.П. Алькора и Б.Д. Грекова. Л.: Изд-во Института народов Севера ЦИК СССР, 1936. С. 48–49.

4. Стеллер Г.В. Описание земли Камчатки / Пер. с нем. М.: Географгиз, 1999. С. 156–157.

5. Устав об управлении инородцев. 22 июля 1822 г. // ПСЗ-I. Т. 38. № 29126. С. 394–417.

6. Богораз В.Г. Полевой дневник. 1901 г. // Архив МАЭ РАН (Кунсткамера). Ф. К-I. Оп. 1. Д. 147. Л. 67–68.

7. Беляев А.П. Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. СПб.: Тип. А. Траншеля, 1882. С. 234–235.

8. Пущин И.И. Письмо из Читинского острога. 1828 г. // Пущин И.И. Записки о Пушкине. Письма / Сост., вступ. ст. и коммент. М.И. Гиллельсона. М.: Художественная литература, 1988. С. 234–235.

9. Волконская М.Н. Записки. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное изд-во, 1977. С. 187–188.

10. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о строительстве Норильского никелевого комбината. 23 июня 1935 г. // ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918–1960 / Сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М.: МФД, 2002. С. 234–235.